Изучив множество политических, художественных и исторических текстов начиная с 1812 года, ученые составили огромный электронный словарь вызовов и социокультурных угроз, которые травмируют носителя русского языка. Почему оскорбление в сторону родного языка — одно из самых опасных? Что пришло на замену модным словам типа «фейк-ньюс»? Чего боятся русские писатели? Об этом в интервью «РГ» рассказала проректор РГГУ Вера Заботкина. У любого языка есть периоды, когда он «замусоривается». Но русский все переварит. Фото: Виктор Погонцев
Замечали, без докладов на тему «угроз» или «вызовов» человечеству сегодня не обходится ни одна международная конференция? Даже с самых высоких трибун транслируется: «Нам неуютно!».
Как Русская гуманитарная миссия борется за популяризацию русского языка
Вера Заботкина: В этом актуальность большого проекта Российского научного фонда «Когнитивные механизмы и дискурсивные стратегии преодоления социокультурных угроз в исторической динамике: мультидисциплинарное исследование», над которым работают ученые РГГУ, Института всеобщей истории РАН и Курчатовского института. Это электронный экспертно-аналитический ресурс — словарь вызовов и угроз. Он создан на базе корпуса, включающего десять миллионов единиц. До нас такую работу на английских текстах провели только в Университете Беркли в Калифорнии. Предполагается, что в дальнейшем мы сможем проводить сравнительный анализ угроз, которые волнуют русскоговорящих и англоговорящих граждан. О войнах, терроризме и других жестких вызовах, речи не идет. Нас волнует только социокультурная тематика, например, угрозы личности, обществу и культуре. Мы прослеживаем, каким образом они воспринимались людьми, начиная с Отечественной войны 1812 года, на исторических, новостных и художественных текстах.
Недавно профессор престижного столичного вуза назвал русский язык «клоачным» и «убогим»… По-моему, оскорбление в сторону родного языка — одно из самых травмирующих…
Вера Заботкина: Да, помимо реально существующих угроз, есть и такие, которые приходят к нам из мира слов, ведь, как писал великий психолог Лев Выготский, мысль творится в слове. Впрочем, то, что один человек думает о языке, никакой угрозы именно языку не несет. У любого языка есть периоды, когда он «замусоривается». Но язык наш, как любят утверждать русисты, все переварит. Недавно, готовясь к лекции для английских студентов, я заглянула в английский и русский словари интернета, чтобы сравнить изменения в картинах мира двух культур. Так вот, у нас сплошные, иногда совсем необоснованные, английские заимствования. Вплоть до того, что вместо аббревиатуры ОМБ («O, мой Бог!») пишут ОМG (О, my God!). О разнообразных «флудить», «троллинг», «фейл», «лук» и не говорю. Угроза ли это? Ответ не так уж и прост. Одно дело, если лексика интернета не размывает системы русского языка, а ограничена, скажем, субкультурой пользователей компьютерными играми. Процесс заимствования здесь естественен, поскольку Сеть — международная по своей сути. Но вот совсем другая ситуация. У моих друзей сын учится в школе. Он говорит: «Серега читит на экзаменах». «Чит» — по-английски «списывать, обманывать». То есть говоря по-русски, пользоваться шпаргалками. Дети употребляют слово «читер», а не «обманщик». С моей точки зрения, здесь мы приближаемся к той границе, за которую лучше не заходить…
А другим языкам «угрожает» интернет-сленг?
Вера Заботкина: Например, английский язык тоже им наполняется. Скажем, уже появился термин, обозначающий человека, который от непрерывного лежания перед телевизором приобретает форму картошки — «кауч потейто» (англ. couch potato). Маус потейто (англ. mouse potato) — тот, кто сидит у компьютера с мышкой в руках, в основном играя в компьютерные игры. У российских геймеров тоже есть свои слова. Скажем, «тащером» называют того, кто «тащит игру».
Дети употребляют слово «читер», а не «обманщик». Мы приближаемся к границе, за которую лучше не заходить…
«Картошка» — это некий современный образ Обломова?
Вера Заботкина: Не совсем. В английском языке лет 15-20 назад появилось слово oblomоvism, который соответствует нашему «обломовщина».
А в чем, с вашей точки зрения, угроза цифрового мира, который заглотил геймеров и других представителей дигитал-субкультур?
Писатель Борис Екимов — о сельской школе и русской словесности
Вера Заботкина: В том, что этот мир становится нечеловекомерен. Человеку там места уже почти нет. Цифра вытесняет букву, глубину, смысл… Помните, знаменитую фразу Пастернака: «Быть знаменитым некрасиво, не это подымает ввысь». В России всегда так было, но сейчас личность определяется количеством лайков, рейтингом, степенью популярности… Это перестройка фундаментальной ценностной шкалы. Среди мыслителей Запада есть те, кто уповает на Россию. Говорят: Россия спасет мир. Наверное, так и будет, если мы говорим о защите от социокультурных угроз человечеству, но в то же время нужно понимать, что и мир-то меняется вокруг. Про фишинговые атаки на электронные кошельки вы, наверняка, знаете. Но мы пока лишь рассуждаем об угрозе зависимости от интернета, многие с большим скепсисом относятся к исследованиям ученых-нейрологов, которые утверждают: у таких людей в мозгу проходят те же химические процессы, как у любых других наркоманов. А я недавно в Японии на конгрессе по когнитивной лингвистике была потрясена тем, как там жестко ограждают от интернета молодежь. Например, в школах запрещено пользоваться мобильными телефонами и интернетом. Не редкость, когда молодые японцы приходят в вуз компьютеробезграмотными. Это, на мой взгляд, слишком активное противодействие угрозе, но ругать Японию не берусь: она сохраняет детей и культуру.
А российская культура как себя сохраняет? О каких неочевидных опасностях кричит, скажем, современная литература?
Вера Заботкина: Человеку в мире цифры места уже почти нет. Она вытесняет букву, глубину, смысл… Фото: zabotkina/facebook.com
Вера Заботкина: Например, об уничтожении, схлопывании времени… У каждой культуры есть метафоры времени, есть они и в нашей литературе. Когда-то оно воспринималось как дар Божий. Потом превратилось в товар, потом в деньги. А в наши дни время — это виртуальная сущность. Компьютерное время! В интернете — все мгновенно и одномоментно! Вот эта угроза потери времени — одна из самых актуальных для современной российской литературы. За ней идет — потеря идентичности, отступление от нормы буквально во всем.
Героев современных романов, которые вошли в наше исследование, авторы проводят через стрессы, к примеру, от расшатывания советской ценностной иерархии и искажения ее ценностных ориентиров («Бюро проверки» Архангельского, «Не кормите и не трогайте пеликанов» Аствацатурова, «Лавр» Водолазкина, «Пищеблок» Иванова, «Учитель Дымов» Кузнецова, «Калечина-малечина» Некрасовой, «Прыжок в длину» Славниковой, «Зона затопления» Сенчина).
Другая группа пишет об угрозе безопасности. В качестве примеров приведу романы «Открывается внутрь» Букши, «Жених и невеста» Ганиевой, «Заххок» Медведева, «Патриот» Рубанова, «Дни Савелия» Служителя, «Китаист» Чижовой, где есть все: социальная и национальная сегрегация, утрата социальной, культурной, идеологической солидарности, изменение этнического баланса, пропагандистские манипуляции…
Недавно лингвисты Института Пушкина назвали главные слова 2019 года — это «пожар» и «протест». Они отражают социальную обеспокоенность жителя России. А как меняется языковая картина на Западе?
Глава ДНР предложил сделать русский язык единственным государственным
Вера Заботкина: Допустим, слово «фейковые новости», которое пару лет назад, по версии Collins English Dictionary, стало словом года, уже не в моде. Его заменили на выражение «альтернативная правда». Это креативное изобретение политтехнологов, которое в отличие от однозначного слова «фейковые», или поддельные новости, всех устраивает и примиряет. Вообще, любая креативность предполагает двусмысленность, а следовательно, позволяет манипулировать сознанием. В структурах Евросоюза мне рассказывали: если есть подозрение, что кто-то будет против определенного решения, в документ вводят новое слово-термин, которое не всем понятно и, главное, двусмысленно, и тогда голосование проходит гладко. Это называется «конструктивная двусмысленность». Человеку свойственно не показывать в серьезной ситуации, что он чего-то не понимает.
В чем польза словаря?
Вера Заботкина: Тем, что мы можем сразу посмотреть, какое место занимает та или иная угроза в жизни человека с российским менталитетом. Главный страх наших людей — это экономическая нестабильность. Потом следуют потеря работы и бедность, нестабильная международная ситуация. Замыкает список угроз — снижение культурного уровня.
А что, к примеру, страшно жителю Санкт-Петербурга, но мало волнует ньюйоркца?
Вера Заботкина: Мы живем в мире, где наблюдается размывание идентичности вплоть до ее потери. Как писал в свое время Роберт Музиль, каждый человек имеет несколько характеров: профессиональный, национальный, государственный, классовый, географический, половой…и личный. И отношение к разным явлениям вокруг, например, угрозе потери гендерной идентичности, будет зависеть от того, к какой социальной группе он принадлежит, как образован, какой профессией занимается, какую религию исповедует…
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере «РГ»
Источник: